Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]

Матвей Геннадьевич Курилкин Будни имперской стражи. Дилогия

Будни имперской стражи

Часть 1

Глава 1

Вся эта беготня с каторжной тюрьмой началась буднично. И поначалу даже было совсем непонятно, что это дело как‑то с ней связано. Просто кто‑то из купцов, во время одной из стоянок отлучившийся в кусты, нашел там "клад" – свеженький труп донельзя изможденного человека в форме имперского солдата. В двух днях пути от столицы. Так как признаков насильственной смерти на теле при осмотре купцы не заметили, они просто добавили еще один тюк к своей поклаже, и, по прибытии в столицу, сдали тело в военную канцелярию. Дескать, сами разбирайтесь, почему у вас военные от голода дохнут. Может, это дезертир.

В военной канцелярии насторожились сразу – уж слишком удивительно, что какой‑то солдат умудрился умереть от голода и истощения так близко столицы – если он сбежал из столичного гарнизона, то рано ему еще от голода загибаться, а если из какого‑то другого – то возле столицы ему уж никак делать нечего. К тому же в канцелярию за последние несколько месяцев не приходили отчеты о побегах – да и глупо бежать сейчас, когда никаких войн не ведется, и военные только и развлекаются, что периодическими учениями. Не бегут в такое время из армии. Потому военные сами разбираться с проблемой не стали, а направили дело к нам – в столичную стражу. Столичная стража в том виде, в котором она есть сейчас это нововведение. Раньше, конечно, тоже было такое учреждение, но занималось оно просто патрулированием улиц, и было чем‑то вроде филиала той же военной канцелярии. Нынешняя же стража не имеет аналогов в остальном мире. Сейчас мы занимаемся не только предотвращением преступлений, но и по мере сил стараемся найти виновных в уже сотворенных гадостях. Конечно, чаще всего это не интереснее кражи рыбы на рынке, или побоев, нанесенных пьяным мужем своей сварливой жене, но иногда попадаются и по‑настоящему интересные и запутанные случаи. Тот, о котором я рассказываю – один из них.

Этим утром шеф возвращался с совещания у начальства недовольным. Он всегда возвращается оттуда недовольным – просто потому, что его начальник, или, если точнее, начальница – предмет его мечтаний. У орков, вообще‑то, патриархат, и шефу довольно трудно перенести тот факт, что его возлюбленная еще и его начальница. Это оскорбляет самолюбие, и, как следствие, делает его несчастным. Мало того, что он не может, как это у них принято, просто и без изысков подойти к возлюбленной, и сказать что‑то вроде: "Сегодня ночуешь у меня. И завтра тоже. Иди, готовь плов!", так ему еще приходится выполнять ее приказы, и вообще быть паинькой. Так вот, в то утро шеф как всегда после совещания был мрачен. Только в этот раз он, похоже, был еще чем‑то здорово озадачен.

– Вот же дерьмо. Представляешь, стажер, – это он мне. Я – стажер, уже три месяца. – На нас опять какую‑то дрянь повесили. Ты умный, и сейчас будешь думать, что делать. Тока подожди, не начинай, я сначала расскажу, в чем дело.

И он поведал примерно то же, что я рассказал выше, только в чуть более крепких выражениях. На самом деле, думать, что нам с этим делать пока было рано. Для начала нужно распорядиться, чтобы тело отправили на осмотр нашему штатному патологоанатому, осмотреть место преступления, и еще раз разослать запросы во все возможные места приписки почившего. С первым и последним пунктом я справился быстро – за три месяца я здорово научился справляться с бюрократической волокитой, шеф скинул на меня все бумажки сразу, как только я попал к нему в напарники. Он это объяснил тем, что мне нужно учиться не только опасных преступников ловить, но и с бумажками справляться, хотя и ежу понятно, что просто самому шефу эта канитель уже давно обрыдла, и он рад, что теперь появился кто‑то, на кого можно с чистой совестью скинуть эту неприятную обязанность.

Осмотр места нахождения трупа тоже не занял много времени, мы с начальником задумчиво побродили по пятачку, заботливо вытоптанному старательными купцами. Думаю, они хотели облегчить нам жизнь, и найти какие‑то следы, но, конечно, только их затоптали. По крайней мере, теперь было совершенно непонятно, откуда шел покойный и куда он направлялся. Впрочем, подозреваю, что в кустах он оказался не потому, что с неба упал, а потому, что идти стало совсем невмоготу (не удивительно, в таком‑то состоянии), и он решил отползти с дороги куда‑нибудь, чтобы умереть спокойно, в тишине на лоне природы.

Так что, несолоно хлебавши, мы вернулись в столицу, а на следующий день стали приходить первые новости. Понятно, что ни в одном из гарнизонов никто не пропадал – это до нас проверили сами военные. Понятно, что военную форму покойный на себя не сам надел – в Империи запрещено выдавать себя за военного, это карается очень жестоко. Я не так давно здесь обосновался, и потому не слишком силен в здешних законах, но про это уже знаю – присвоение чужой военной формы, а также ее имитация карается каторгой. Причем как присвоившему, так и тому, кто эту форму ему отдал, если отдавший не сообщил сразу о потере. Естественно, ни один портной, ни за какие деньги не станет делать даже что‑то отдаленно похожее на мундир – если только его не заказали официальные лица.

В общем, никто ниоткуда не пропадал, все тихо и мирно. Надо сказать это меня здорово расстроило, потому что означало, что либо мы не там ищем, либо от нас что‑то скрывают. И если первое – это еще не страшно, то второе чем‑то сродни вселенской катастрофе. Не потому, что в Империи служебное преступление – это такая уж редкость, а потому, что теперь мне пришлось искать ошибку в многочисленных отчетах из самых разных концов империи. На время поиска несоответствий, шеф освободил меня от всех других дел. Чтобы, значит, ничто не отвлекало бедного стажера от вдумчивого разглядывания пары сотен листов с цифрами и пояснениями.

Сам шеф тем временем попытался проверить вторую версию, которая заключалась в том, что кто‑то все‑таки решил самостоятельно, без разрешения пошить себе стандартную имперскую солдатскую форму. Однако эта версия с самого начала не была особо правдоподобной, и окончательно развалилась уже на следующий день. Когда утром я с понурым видом возвращался на свое рабочее место после ночи, проведенной в компании этих же дурацких отчетов, шеф уже встречал меня. Довольно оскалившись, сообщил, что нашел портного, который шил эту одежду, и даже больше того, портной рассказал, когда именно в его мастерской шили вот ту партию мундиров, к которой принадлежит этот самый, снятый c неизвестного бедняги. Я немедленно просиял вместе с шефом – зная время, в которое он пошит, нетрудно выяснить, куда ушла эта партия, что, в свою очередь, здорово сужает область наших поисков. К вечеру мы совместными усилиями вытрясли из работников военной канцелярии, куда же уходило обмундирование в период с марта по май прошлого года. Таких мест оказалось всего три – пограничная крепость на самом юге, каторга в сухом море, и, собственно, столичный гарнизон. На этом я пока и решил остановиться – прошлую ночь я толком не спал, и рассматривать документы вторую ночь подряд меня совершенно не тянуло. Я, насколько мог уверенно, объяснил шефу, что спешка еще никому не помогала. А так же, что сонный и усталый сотрудник во много раз менее эффективен, чем бодрый и веселый. Правда, шефу утром предстояло отчитаться перед начальством о полученных в ходе расследования результатах, и он считал, что эти результаты должны быть как можно более весомыми в глазах нежно любимой начальницы, поэтому, убедить старшего товарища было сложно. Все‑таки кое‑как отбрехавшись, я отправился домой.

Конечно, называть это место своим домом, наверное, глупо, но если честно – здесь мне лучше, чем в любом из тех мест, где доводилось жить раньше. Ни дольмен, где я родился и прожил большую часть жизни, ни, тем более, казарма в одном из человеческих государств не были "моими". В роскошных палатах моей матушки, прекрасных и утонченных, было здорово, но я все время чувствовал себя там одиноким и ненужным, в том числе и от того, что не мог даже сам решить, какими коврами будет застелена моя комната, и какие картины будут висеть на ее стенах. Мое же нынешнее обиталище, хоть и не полностью моя собственность – я снимаю небольшой дом, но все же находится в моем распоряжении, так что здесь я делаю то, что мне нравится. Правда, если быть честным, здесь всего один ковер, и ни одной картины на стенах. Зато на стене гордо висит мой меч, с которым я умею неплохо обращаться, не смотря на то, что это оружие и не характерно для сидов. А рядом с ним – гитара. Это, конечно, не тот великолепный инструмент, который остался в родном дольмене – когда я бежал, мне было не до сантиментов, и брал я только самое необходимое. Тем не менее, когда‑то я неплохо играл, и не раз потом жалел, что у меня нет "шестиструнной подруги". Так что первое, что я сделал, получив жалование – это купил приличный инструмент в одной из многочисленных музыкальных лавок. А купив, обнаружил, что долгое отсутствие практики здорово уменьшило мои музыкальные таланты. Впрочем, я и не стремлюсь к всемирной известности, ни как бард, ни в каком‑то другом качестве, да и вообще не склонен к публичным выступлениям, а для меня лично моей игры вполне достаточно. На самом деле, попытка обосноваться в одном из королевств людей стоила мне многих потерь, и потеря профессионализма в игре на гитаре, пожалуй, отнюдь не самая важная из них.